Песни Давида Тухманова как новая коллективная память

20 июля композитору, продюсеру и пианисту Давиду Тухманову исполнилось 80 лет

Если глав­ной чер­той авто­ров совет­ских шляге­ров была двойствен­ность натуры, помогающая лави­ро­вать между затх­лым офици­о­зом и живым твор­че­ством, то в слу­чае с Дави­дом Тухма­но­вым раз­дво­е­ние лич­но­сти видится воз­ве­ден­ным в квад­рат: он одно­временно нахо­дился на раз­ных полю­сах эст­рады и годами поз­во­лял себе вза­имо­ис­клю­чающие жесты. Чтобы оце­нить раз­но­об­ра­зие его песен, а глав­ное, их уда­лен­ность друг от друга в созна­нии слуша­теля, доста­точно при­ве­сти пару-​тройку назва­ний: „День Победы”, „Послед­няя элек­тричка”, „Эти глаза напро­тив”, „Из ваган­тов”, „Чистые пруды”. У них нет ничего общего, кроме имени автора — пат­ри­ота, реставратора-​революционера и ни на кого не похожего стилиста.

Из Гне­синки в „Послед­нюю электричку”

Давид Тухма­нов родился в Москве в семье инже­нера и выпуск­ницы Гне­синки, ставшей для будущего компо­зи­тора пер­вым учи­те­лем. Идти по стопам мамы он не соби­рался, но „лет в 13 – 14 почув­ство­вал себя музы­кан­том — дальше дорога была уже предопределена”.

В музыкаль­ной школе юный Тухма­нов про­бо­вал сочи­нять пьесы для фор­тепи­ано и роман­ти­че­ские бал­лады, в инсти­туте — ора­то­рии для хора и оркестра. В армии служил в Ансам­бле песни и пляски Алек­сан­дрова, после чего вер­нулся в серьез­ную инструмен­таль­ную музыку, пыта­ясь услож­нять доступ–

ные „воин­ские” аранжи­ровки. Его любимыми компо­зи­то­рами тогда были Малер и Чай­ков­ский. В это же время Тухма­нов откры­вает для себя современ­ную запад­ную рок-​музыку (прежде всего The Beatles), джаз и авангард.

Все изме­ни­лось в сере­дине 1960-​х, после зна­ком­ства Тухма­нова с поэтом-​песенником Миха­и­лом Нож­ки­ным. Вме­сте они пишут „Послед­нюю элек­тричку” — пер­вый все­союз­ный радио­хит Тухма­нова, открывший ему путь на теле­ви­де­ние. Сле­дом вышли пат­ри­о­ти­че­ские оды вроде „Мы — большая семья”, пред­вест­ники аль­тер­на­тив­ного гимна страны „Мой адрес — Совет­ский Союз”. За ними, почти одно­временно, еще два супер­хита ран­него Тухма­нова, под­нявшие его до уровня лучших вещей Пахму­то­вой и Зацепина: „Эти глаза напро­тив” и „Восточ­ная песня”.

Тухма­нов в одно­ча­сье ста­но­вится одним из самых вос­тре­бо­ван­ных и, что важ­нее, удач­ли­вых моло­дых компо­зи­то­ров момента. Он пишет для Лещенко, Обод­зин­ского, „Весе­лых ребят” и многих других без осе­чек и долгих мук. „Мело­дия” не успе­вает допе­ча­ты­вать допол­ни­тель­ные тиражи дебют­ных мини-​пластинок.

„Чтобы писать, мне нужна песня”

Клас­си­че­ское обра­зо­ва­ние и широ­кий музыкаль­ный круго­зор, обычно мешающие эст­рад­ным авто­рам напи­сать про­стую и кра­си­вую мело­дию, стали для Тухма­нова едва ли не глав­ным козырем. Его пар­ти­туры на-​сыщенны и свое­об­разны, с ним инте­ресно рабо­тать оркест­рам, он при­нят в кон­сер­ва­тор­ской среде — и все это в, каза­лось бы, узких рам­ках мас­со­вой песни.

За постепен­ным отхо­дом от кано­нов клас­си­че­ской му–

зыки сто­яли и сугубо прак­ти­че­ские при­чины. По сло­вам Тухма­нова, сочи­нять музыку к пес­ням ему ста­но­ви­лось все инте­рес­нее, в нем про-​сыпался азарт. „Чтобы писать, мне нужна была задача, — при­зна­вался Тухма­нов в интер­вью, — и песня стала такой зада­чей. Когда есть текст, харак­тер и образ, задан­ный в сти­хах, есть испол­ни­тель, то уже можно при­мерно пред­ста­вить музыку”.

В 1972 году выхо­дит пер­вый аль­бом компо­зи­тора „Как пре­кра­сен мир” — слож­но­со­чи­нен­ный сбор­ник рос­кош­ных номе­ров со своей внут­рен­ней логи­кой и огром­ным коли­че­ством музыкаль­ных идей, от кото­рых захва­ты­вало дух. Слуша­тели пла­стинки ока­зы­ва­лись где-​то посре­дине между сим­фо­ни­че­ским оркест­ром, рок-​группой и хоро­вым ансам­блем. Искусно при­думан­ные песни пере­хо­дили одна в другую, пре­ры­ва­лись и выда­вали себя за нечто иное — мак­сималь­ное дале­кое от стан­дар­тов и клише поп-​музыки.

Начи­ная с пер­вого номера „Любовь — дитя пла­неты”, кото­рый длится семь (!) минут и вмещает в себя сразу несколько мик­ропьес, строчки на трех язы­ках и посто­ян­ную смену ритма и гар­мо­ний, и закан­чи­вая гран­ди­оз­ным взрывом сверх­но­вой „Жил-​был я” в испол­не­нии Алек­сандра Град­ского. Добавьте к этому стихи Евту­шенко, вити­е­ва­тую драма­тургию и зву­ко­режис­суру в духе бит­лов­ского „Сер­жанта” с песнями-​сюитами.

Все это, как вскоре ста­нет ясно, было лишь про­бой пера перед по-​настоящему слож­ным и рево­люци­он­ным по мер­кам совет­ской эст­рады про­ек­том Тухма­нова — концеп­ту­аль­ной пластинкой-​мистификацией „По волне моей памяти” с немыс­лимым набо­ром элементов.

По волне памяти

Этот бес­преце­дент­ный песен­ный цикл объеди­нял высо­ко­ло­бый бри­тан­ский арт-​рок, вдох­нов­лен­ный Gentle Giant, Genesis и King Crimson, с клас­си­кой миро­вой поэ­зии (от Сапфо и Бод­лера до Гете и Ахма­то­вой) и вос­торжен­ной совет­ской эст­ра­дой. Тухма­нов снова при­влек к записи несколько вока­ли­стов, музы­кан­тов раз­ных ансам­блей и оркест­ров, чтобы расши­рить палитру звука и уйти от жан­ро­вых огра­ни­че­ний. Сам Тухма­нов сыг­рал на всех кла­виш­ных — органе, син­те­за­торе и пианино.

„На фирме „Мело­дия” я про­из­вел неко­то­рый трюк. Я при­шел на худ­со­вет, сел за рояль и стал в замед­лен­ном темпе, очень нежно испол­нять эти компо­зиции, — рас­ска­зы­вал в интер­вью маэстро. — А поскольку они доста­точно слож­ные, у всех сложи­лось впе­чат­ле­ние, что это какая-​то клас­сика. Никто не испугался”. Согла­со­вав сами песни, Тухма­нов запи­сы­вал аранжи­ровки уже без каких-​либо совеща­ний и цен­зо­ров, при­чем часть мате­ри­ала — в домаш­ней сту­дии. Гото­вый аль­бом „каким-​то обра­зом проскочил”.

Вышед­шая пла­стинка игно­ри­ро­вала осно­вопо­лагающие принципы совет­ской эст­рады и демон­стра­тивно отка­зы­ва­лась от ее при­мет. В ней не было сти­хов поэтов-​песенников и чле­нов Союза писа­те­лей, буд­ней тру­до­вого народа и ура-​патриотизма. Вме­сто этого Тухма­нову уда­лось про­тащить кол­лажи, наци­о­наль­ные мотивы, ориги­наль­ные тек­сты на английском и фран­цуз­ском язы­ках, а также само­быт­ные голоса и вир­ту­оз­ные соло.

„По волне…” уто­ляла голод оте­че­ствен­ных меломанов-​космополитов, про­кли­нающих музыкаль­ный вакуум, и в извест­ной мере нейтра­ли­зо­вы­вала их потреб­ность в запад­ных образ­цах, но куда чаще про­буж­дала еще больший аппе­тит и под­тал­ки­вала началь­ни­ков культуры к сле­дующим послаб­ле­ниям. Ведь если можно Тухма­нову, то почему нельзя другим? Когда общий тираж пла­стинки пре­вы­сил 5 млн экземпля­ров, вопрос встал реб­ром. Ответа не после­до­вало, и уни­каль­ная пла­стинка стала самым крас­но­ре­чи­вым при­ме­ром внут­рен­ней музыкаль­ной эмиграции. Впро­чем, самые про­ница­тель­ные ушли в нее сразу, как только услышали „Как пре­кра­сен этот мир, посмотри”, оце­нив иро­нию пред­ложе­ния в невыезд­ной стране. Тем не менее двое участ­ни­ков записи все же поки­нули СССР еще до выхода „По волне моей памяти” в свет.

К тому времени в багаже звезд­ного компо­зи­тора появи­лась еще одна визит­ная кар­точка, также удачно „про­ско­чившая” сквозь недо­вольство худ­со­вета и вер­хушки госте­ле­ра­дио. Песню „День Победы” пона­чалу сочли уж слиш­ком напев­ной и ритмич­ной и даже назвали „фокс­тро­том”, сочтя такое про­чте­ние парад­ной воен­ной песни по меньшей мере неуважи­тель­ным. Будущий гимн и глав­ную песню 9 Мая спас Лев Лещенко, испол­нивший опаль­ную песню с оркест­ром МВД — выступ­ле­ние попало в телеэфир, и забрать ее „обратно” музыкаль­ные редак­торы уже не могли. В ту же минуту она ушла в народ.

Тон­кий музыкаль­ный реставратор

Одна из пре­тен­зий к автору „Дня Победы” заклю­ча­лась в его незре­ло­сти — не столько про­фес­си­о­наль­ной, сколько чело­ве­че­ской. В 1975 году Тухма­нову было „всего” 35 лет. Прак­ти­че­ски ровес­ник юби­лея Победы, по мне­нию старших кол­лег по цеху, объек­тивно не мог пере­дать ужас войны — его там не было. Даром что на фронте был автор тек­ста Вла­ди­мир Хари­то­нов, при­ме­ча­тельна сама суть пре­тен­зии. Точ­нее, то, как кри­тики не заме­тили, что в пере­даче чужого опыта и состоял твор­че­ский метод Тухма­нова как компо­зи­тора и творца.

Он про­фес­си­о­нально писал музыку на стихи уже больше десяти лет, и, если вдуматься, его самые замет–

ные про­из­ве­де­ния все­гда были экс­пе­римен­тами с интер­пре­тацией и рекон­струкцией. Чело­век доста­вал из кон­верта пла­стинку „По волне моей памяти” и при­сва­и­вал с подачи компо­зи­тора все запи­сан­ное на ней себе, путая музыкаль­ный аль­бом с семей­ным (ведь именно „моей памяти”). Но кто мог все­рьез ска­зать о пла­стинке, вобравшей образцы высо­кой культуры нескольких веков, что она фик­си­рует кон­кретно его лич­ный опыт, что это „его память”? Никто.

Точно так же, как никто в СССР не мог про­жи­вать по адресу „Совет­ский Союз”, про­пу­стив более при­зем­лен­ные коор­ди­наты вроде города, дома и улицы. Однако важ­нее само ощуще­ние страны как дома и сопут­ствующее этому пережи­ва­ние. Песни Тухма­нова рабо­тают на уровне чувств и чаще всего погружают в фик­тив­ные „воспоми­на­ния”, как в бес­смерт­ной песне „День Победы”, пред­лагая рас­слышать в себе зов пред­ков, чтобы вос­ста­но­вить связь времен. В этом смысле „родина” для Тухма­нова поня­тие ско­рее времен­ное, чем географи­че­ское, по формуле „все мы родом из дет­ства”. Тон­кий музыкаль­ный рестав­ра­тор, он рабо­тает с мифами и утопи­ями как с допол­нен­ной реаль­но­стью, в кото­рой все узна­ва­емое, все свое, точ­нее „наше”.

Мело­дии Тухма­нова застав­ляют невольно огля­нуться назад и посмот­реть на себя по проше­ствии лет. Отсюда щемящее чув­ство тоски в „Чистых пру­дах”, воспоми­на­ния о пер­вой любви в „Восточ­ной песне”, сво­бода сту­ден­че­ских лет в „Из ваган­тов”, жизнь на бегу в „Веч­ном движе­нии”. эти песни воз­вращают туда, где ты не был. Это сво­его рода опти­че­ский обман, игра ума и отражен­ные миражи. Но кто ска­зал, что это не может быть пре­крас­ным явле­нием, — есть же, в конце концов, фата-​моргана на гори­зонте. Давид Тухма­нов — это фата-​моргана „прошлого” в совет­ской песне. Тем более что, в отли­чие от большин­ства авто­ров, его сложно обви­нить в конъюнк­туре и обслужи­ва­нии гос­за­каза: на каж­дую „Я люблю тебя, Рос­сия” у Тухма­нова была дюжина песен экстра-​класса, ставших народными.

Воз­враще­ние к корням

В 1980-​х Тухма­нов стал писать песни под кон­крет­ных испол­ни­те­лей (Леон­тьев, Ротару, Барыкин) и руко­во­дить ансам­блями („Москва”, „Элек­тро­клуб”). Эпоха пате­тич­ных и громоглас­ных иде­а­ли­сти­че­ских аль­бомов подошла к концу. Тухма­нов резко сокра­тил свой музыкаль­ный лек­си­кон и стал успеш­ным про­дю­се­ром, рабо­тая с Ири­ной Аллегро­вой, Иго­рем Таль­ко­вым и Вик­то­ром Салтыковым.

После рас­пада СССР компо­зи­тор уехал на несколько лет в Герма­нию, в сере­дине 1990-​х занимался дет­ской пес­ней и активно сотруд­ни­чал с Юрием Энти­ным. По при­зна­нию кол­лег, место Тухма­нова в то время занял про­дю­сер и компо­зи­тор Игорь Кру­той. В этом была доля правды: Кру­той во многом вос­про­из­во­дил при­емы и даже мело­ди­че­ские ходы Тухма­нова, рабо­тал с поло­ви­ной арти­стов из пула „учи­теля”, но обла­дал куда большей дело­вой хват­кой. В то время как орга­ни­за­ци­он­ными и финан­со­выми вопро­сами Тухма­нова все­гда занима­лась его жена, певица и поэт-​песенник Татьяна Сашко. (ТАСС)